Если мы воссоздадим в своем воображение ситуацию, когда мы двигаемся, вытягивая руки перед собой, то неизбежно представим, что двигаемся мы в этот момент наощупь, словно с закрытыми глазами. Более того, если в этот момент представим, как держим руки, то окажется, что ладонями вовне, словно ожидая впереди некую вертикальную преграду. Но открытые ладони также символизируют состояние смирения, отсутствие враждебных намерений. То есть инстинктивно человек, двигающийся наощупь, с закрытыми глазами, собственными руками демонстрирует полное смирение перед тем, что ему может встретиться. Смысл клятвы, сохранившийся в слове сягать, также вполне закономерен. Когда мы полностью беззащитны, мы клянемся, что не причиним зла, что открыты воле той силы, которая ведет нас, и к которой мы наощупь пробираемся, дотягиваемся.

А теперь обратим свое внимание на слово «вырываться», сохранившееся в украинском опыте слова «осязать». Значит ли это, что движение по внутреннему пути связано с желанием от чего-то освободиться, вырваться из внешнего пути, по которому мы шли ранее, но не нашли искомое. Возможно, в этом опыте слова заключена причина, почему человек соглашается на рискованное путешествие, по которому он будет смиренно идти наощупь. Для нашего исследования это может значить то, что ступая на сокровенный путь, человек оказывается в ситуации полного незнания, именно поэтому ему остается лишь вытягивать руки, ища поддержки.

Незнание здесь может выступать как отказ от всех предыдущих привязанностей и знаний. Но возможно, все дело в том, что сам ход пути, ощущение полной неизвестности и незнания и есть подготовка человека к тому, что будет ожидать его дальше и оттого развивает у человека полное доверие или скорее, веру. В этом парадоксе совмещения веры грядущему, просьбе о милости и благословении, все это не лишая человека его свободы принимать решения о следующем шаге, заключено, возможно, особенное, ни с чем несравнимое чувство, помогающее человеку обрести ощущение сопричастности с волей ведущей его божественной силы.

Если движение по пути есть подготовка человека к освобождению от сковывающих его лишних внешних уз, препятствующих раскрытию его подлинной природы, и принятию воли влекущей силы, то значит ли это, что каждый шаг на этом пути есть очищение от предыдущих знаний и обретение знания высшего порядка. Рассмотрим внимательнее, как это, возможно, происходит.

Выше уже говорилось, что шагая, человек присаживается во время каждого шага, и это порождает отпечатывание, оставление следа. Вглядимся в слово «печать».

Печать выпекает, то есть выжигает знак. Но ведь первоначальной причиной появления печати есть само присаживание, то есть сам шаг, который и порождает отпечатывание, оттиск.

А теперь посмотрим на опыт слова «знак».

Знак происходит от древнейшего корня *gen-/g'no-/gon(e)- «порождать, прообразовывать», то есть служить прообразом. Дополнительный корень (суффикс) -къ восходит к древнему *ko- «вместе, совмещать». Сочетание обоих корней порождает представление о знаке как о прообразующем сочетании. Также удивительно, что однокоренным словом со «знаком» является слово «знание». Можно сказать, что связь, возникающая между принимающим знак и тем, кто его дарует, и созидает прообразующее сочетание.

Другими словами, человек, делая шаг, получает печать, которая выжигает на его душе знак. Он же, в свою очередь, порождает прообразующее сочетание, внутри которого и заключено новое знание для человеческой души.

Нам осталось взглянуть на слово образ, чтобы сложилась более полная картина того, как рождается новое знание.

Опыт, заключенный в слове «образ», подсказывает нам, что он возникает вслед и каким-то образом разрешает и образовывает. Как мы помним, человек, смиренно и наощупь пробирающийся вперед, нуждается в знании, в некоем понимании того, что происходит вокруг, около него. Способом, разрешающим его внутреннюю немощь, служат те самые ощущения, которые возникают при ходьбе, впечатления от каждого шага. По сути, каждый шаг на этом пути и является способом, образующим в его воображении окружение, пространство, которое он не видит, но при соприкосновении с поверхностью пути ощущает, и тем самым воссоздает. Возникающие ощущения рождают в нем новое знание, знание, основанное не на концепциях философских систем или исторических фактах, или на общественном мнении, а на образах. Печати, оставляемые на его душе, прообразовывают, то есть становятся прообразом его пути.

Таким образом, подлинное, преобразующее знание, возникающее в результате движения человеком по внутреннему пути души, есть знание, которое основано на знаках или иначе отпечатках на душе, выжигаемых при соприкосновении с опытом каждого шага.

Иначе говоря, знак, знамение, знание, значение, признак есть слова, таящие в себе основу мышления иного рода, мышления, основанного на образном впечатлении, всегда уникальном и личном, открываемым конкретному человеку, но которое только и является прообразующим пространство его внутреннего пути. Природа того или иного знака для человека берет основу во внутренних отпечатках образных ощущений, значение которых необходимо расшифровать, узнать. Признак, входящий в единое корневое гнездо слов, помогает прояснить, что любой знак характеризуется признаками, то есть возникающими при знаке ощущениями. Распознать его природу можно, ответив на вопрос: «Какой?». Прилагательные, возникающие для описания испытываемых ощущений от выжигания знака, и есть признаки знака, характерные черты печати его природы. Знак может быть благотворным, возвышенным, приятным, а может вызывать отвращение и неприятие. Различение этих состояний внутри себя и есть искусство различения природы знаков на пути, помогающие человеку сделать верный шаг.

Можно пойти дальше и вспомнить, что то, что насаживается, становится саженцем, то есть ростком последующего появления цветущего сада. Иными словами, сам шаг может служить семенем, впечатывающимся в сделанный шаг и порождающим, прообразующим изначальный образ райского сада. Таким образом, получается, что путь души и есть сад, но которому еще предстоит стать, воплотиться, а каждый шаг по нему и есть сеяние, где сеятелем выступает одновременно и сам человек, из своей свободы ступающий по зовущим его знакам, и божественная влекущая сила, через знаки, указывающая путь.

Но не каждый шаг, совершаемый человеком, может быть верным, то есть сообразующим душу с божественной силой. Путь человеческой жизни имеет бесконечное множество вариантов пути. Одни водят кругами, другие влекут в самый ад, третьи предлагают стать одинаковыми винтиками в механизме идеологии или конкретного учения, но всегда существует еще один путь, который ожидает только наших шагов, раскрывающих чистую суть нашей души и становящийся прообразом конкретно нашей подлинной нужды.

Как мы все знаем, каждый человек создан по образу и подобию Божьему, однако милость Бога состоит в том, что каждого человека он наделил особенными, индивидуальными чертами и талантами. И потому нет совершенно одинаковых людей. В потенциале каждый из нас уникальная, творческая личность, но к которой еще необходимо дойти.

Если использовать современные слова, то в своем пределе человек на сокровенном пути души постепенно становится аутентичным (др.-греч. αὐθεντικός «подлинный), то есть воссоздающим собственный путь, но идентичным (от лат. identitas «тождественность», из idem «тот же самый») образу и подобию Бога.

Значит ли это, что подлинный знак есть такое прообразующее сочетание, которое внутри себя дает проявиться свободе человеческой уникальности и в то же самое время ведет к созиданию внутри человека новой идентичности, прообразом которой является сам Бог. Таким образом, различение подлинного знака, его внутреннее значение может быть связано с внутренним ощущением образования освобожденной человеческой подлинности, открытие которой и является необходимым состоянием, пробуждающим развитие божественной ипостаси внутри человека.

Если это верно, то все то, что в мирской жизни человека пытается подавить подлинность человеческой природы, навязав один стандарт, идею или образ жизни, принуждая его к одинаковости, неотличимости от других, отводит человека от своей аутентичности и приводит к отпадению от божьей идентичности.

Вполне закономерным становится, если вспомнить пророков и гениев, чьи слова и творения выходили за пределы века своего, что многие из них вынуждены были отойти от мирского удела жизни, сковывающего их творческий потенциал, чтобы в уединении создавать то, что несло в себе слово их подлинной человечности и одновременно божественной ипостаси.

Способность различить в себе печати, которые привязывают душу, рождая желание вырваться из несвободных тисков не своего пути, и наоборот печати, раскрывающие потенцию талантов (греческое «talanton» - денежная единица, «весы», «несущий»), которые каждый из нас несет, и есть, возможно, одна из главнейших задач человека на его внутреннем пути.

Однако, пробуждение своей неповторимости не значит огульная распущенность и вседозволенность. Опыт, сохранившийся в слове «черта», напоминает нам не только о том, что каждый имеет отличительные черты, знаки, отметины. Но также указует, что эти отличительные черты создают некий чертеж, очерченную плоскость, образец, имеющий свои границы, так же, как любое творение ограничено своей формой. Черты, таким образом, не только выступают отличительными возможностями конкретного человека, но и являются линиями его душевных границ, заступание за которые влечет за собой выход за пределы собственного пути.

Можно вспомнить о кардинальной добродетели умеренности, как основополагающей, конституирующей в человеке душевный простор. У каждого человека есть мера, или иначе красная черта, если не переходить которую в своем очерченном горизонте, можно уместить собственную аутентичность (меру) и божественную идентичность (безмерность).

Другими словами, подлинная аутентичность есть открытие собственной меры, а божественная идентичность - связь, прообразующее сочетание с которой и помогает человеку испытать опыт приобщения к истокам жизни, к силе, которая безмерна. Лишь помня о своей мерности, можно усмирить в себе ощущение всесильности, неизбежно возникающей при связи с безмерным. Лишь вспоминая о том, что каждый из нас смиренно идет по внутреннему пути, вытягивая руки в поисках поддержки, можно не забыть о собственных границах.

Движение по пути души, конечно, связано с совестью. Опыт, сохранившийся в этом слове, создает представление о совместном видении, со-ображении. Помня о том, что образ есть отрешение от лишнего, это значит, что голос совести – голос совместности, помогающий напоминать о границе собственной меры или иначе, возвращающий человека к собственной душевной образцовости, ощущение которой и позволяет не поддаваться на искушение выходить за пределы очерченной божественным со-ображением человеческой подлинности.

Услышать голос совести, сообразующий человека как творения Божьего, значит приложить некоторое усилие или, как показывает опыт слова «усилие», протягиваться, стараться, доставать. Характерные для усилия внутренние состояния снова возвращают нас к образу вытянутых рук, просящих о милосердии.

Но усилие совести – это еще и нахождение у силы духа, присутствие которого в нас и прообразовывает совместное видение. Таким образом, движение по духовному пути к истокам человечности есть прилежное совместное движение с совестью у силы духа. Именно совесть подсказывает нам образы, к которым мы, дотягиваясь, приобщаемся, и тем самым, с ними сообразовываемся, а сила духа прижигает эти образы к нашей душе, шаг за шагом приближая нас к исходному прообразу.

Как мы уже, говорили, душа человеческая следует по следам божьих знаков. В христианской традиции есть притча Христа о том, как последние станут первыми. Греческое слово «эсхатос», переводимое как последний, корнесловно означает «исход, выход из этого мира», то есть «начало и конец; первое и последнее».

То есть в следовании по следам, открываемым нам божьей силой духа, сочетаются начало и конец, первое и последнее. Иначе говоря, на пути происходит освобождение от лишнего для приобщения и сопричастности к подлинному. Если вдуматься, то в этом парадоксе заложен метод движения по внутреннему пути души. Лишь очищаясь от наносного, не образцового, человек может открыть радость от приобщения к действительно настоящему – к вечности как пространству творческого перерождения себя в подлинного человека.

Как мы уже выяснили, творческое перерождение человека связано с раскрытием его подлинной аутентичности. Если мы зададимся вопросом, что же определяет человеческую уникальность, то придем к словам «имя» и «стремление». Имя придает нашей жизни некоторую общую очерченность, но конкретные детали, черты этой уникальности непосредственно связаны с нашими внутренними стремлениями.

Вглядимся в слово «стремление». Опыт этого слова связан со словами возвышаться, крутой.

Как видим, в самом опыте стремлений заложен некий не горизонтальный, а вертикальный смысл. То, к чему мы стремимся, есть движение вверх. Другими словами, движение по внутреннему пути к своим истокам связано с восхождением, с тем, что априори находится выше нас, но также, из которого в нас, если вторить опыту слова, льется струя.

А теперь вглядимся в слово «имя». Оно связано со словом «ум» и означает «воспринимать слухом, принимать во внимание, устремление духа и думание». То есть то, к чему человек стремится и к чему желает подняться, связано с устремлениями духа, которые мы воспринимаем слухом, когда думаем. В этом образе сочетаются умозрение и слух как два кажущихся противоположными способа восприятия, но если вдуматься, то в этом сочетании рождается представление о гармонии ума и сердца. Сердцем мы слушаем, умом думаем. В нашем случае, сердце улавливает слухом устремления духа, а умозрение воспринимает услышанное и рождает образ.

Святые и философские тексты часто говорят о высшем стремлении человека – быть живым. Всмотримся в опыт слова «живой». Это слово заключает в себе смысл говеть, гореть на огне, вариться и жир, слизь.

Вначале мы говорили о том, что знаки, встречающиеся на внутреннем пути человека, выжигали на его душе отпечатки, создавали оттиски переживаний и при этом являлись образующими для человека сам дальнейший путь. Также украинский опыт слова «шаг» дополнял его значением «вспыхивать».

Опыт, заключенный в слове «живой» подтверждает символическую связь внутреннего делания человека с горением. Но вот что интересно, в слове живой появляется новый для нас смысл. Живущий человек не просто говеет, то есть горит или варится на огне, но в результате этого внутреннего горения появляется жир, слизь, которая и является стимулом к жизненному росту, вознесению его к устремлениям духа.

Прежде чем собрать воедино полученные в этом исследовании смысловые отпечатки, нам понадобится еще одно слово, возможно, самое главное для нашего путешествия – слово «миловать». Вглядимся в него.

Как видим, слово МИЛЫЙ происходит от двух древних корней: *mei- «связывать воедино, смешивать в однородную массу» + *loi/*lei «литье, то, что слилось воедино». Другими словами, милость является тем связующим звеном, помогающим сообразовать вместе устремления с источником – божественным духом.

А теперь постараемся воссоединить все то, что мы прошли. Человеческую уникальность определяет устремления духа, само же это устремление и есть жгучее желания быть Живым. В результате движения к духу, душа человека горит, варится, оставляя жир, который в соприкосновении с поверхностью создает печать на душе. Здесь вспоминается образ адского варева, но отличие, в том, что именно наличие устремлений духа позволяет человеческой душе подняться над огнем вверх, возвыситься. Без устремлений духа, возможно, и возникает ощущение страдания, невозможности избавиться от внутреннего горения.

Горение создает оттиск, печать на душе, которая сообразовывая человека с устремлениями его Духа, приобщает его к желаемому истоку.

Но любой отпечаток создает рубцы, и божественная милость, как часть тех устремлений духа, к которым человек тянется, излечивает душу, связывает воедино еще не успевшие сообразоваться между собой возникающие образы путем помазания целебной мазью человеческое сердце как символический орган, заключающий в себе сердцевину духовного начала, в котором сохраняются отпечатки образов.

Образ помазания, связывающего воедино, становится понятным, когда мы представляем себе, что каждый шаг человека на его внутреннем пути добавляет к его душе новый образ, или новое знание, очищая тем самым душу от старых, лишних знаний. Соединение воедино милостью значит помазание швов, возвращающих человеческое сердце и разум к их первозданной чистоте и невинности.

Как видим из опыта слова, «милость» является также точкой отсчета, мерой всех измерений. Это может значить, что, излечиваясь целебной мазью, человек получает высшую награду – возможность приобщиться к подлинной мере отсчета – милосердию Бога. Полученный опыт исцеления дает пример подлинной точки отсчета в отношениях – милости как проявления божественного присутствия.

Образ струи, который сохранился в словах «стремление» и «живой», и есть то божественное литье, которое залечивает душу после горения и получения нового сообразования.

Если представить целостный образ того, что происходит с человеческой душой на каждом шаге ее внутреннего пути, то описать его можно примерно так. Делая шаг и наступая на знак (земля), человеческая душа обретает печать и начинает вспыхивать, говеть, вариться (огонь), но наличие возвышенных устремлений духа (воздух), поднимаясь вверх, создают плод сердца и разума, то есть образ. Каждый новый образ сообразуется с предыдущим, сливается воедино божественной мазью (вода), готовя человека к преображению или соитию с прообразом божьим (Логос).

Со-образование души человеческой с божьим прообразом созидает райский сад в Царстве Божьем, то есть на небесах, и подобен движению облаков, которые, если всмотреться в опыт слова «облако» (праслав. *ob-volkъ, связано с волоку́, влеку́) есть созидание небесной пахоты, борозды, которая в труде созидания, воплощает путь к влекущему прообразу.

Ветер как стихия самого движения пути, как видим из опыта слова «ветер», связано со значением веять, вить. Таким образом, ветер и вьет, свивает путь, чтобы человек, ступивший на стезю сокровенного прохода, двигался к истокам Жизни, восходил к своему первоначальному прообразу, сочетающему в себе подлинную человеческую аутентичность и божественную идентичность.